«Нет, не совсем!» — сказал он себе, снова сев на постель, и вынул из-под рубашки медальон, данный ему Морганом. Прежде всего он должен рассказать Моргану, что случилось, и передать ему собранные сведения.

Он сжал медальон в руках и рассматривал его несколько мгновений, потом закрыл глаза и пробормотал слова, которым Морган учил его. Дерри почувствовал головокружение, погружаясь в этот странный и пугающий сон. А потом он ощутил присутствие кого-то, очень близкого человека, и с ним другого, знакомого почти так же хорошо.

Чары сработали!

— Поздравляю, Дерри. Ты хороший ученик. Были какие-нибудь трудности?

— Морган?

— Правильно. И еще Дункан.

— Отец Дункан?

— Вы удивлены?

— Не то слово.

— Поговорим позже. Какие новости?

— Важные,— сказал Дерри, улыбнувшись, хотя знал, что Морган не может видеть выражение его лица.— Отряды торентского короля собираются к северу отсюда — тысяч пять, если слухи верны.

— «Отсюда» — это откуда? — вмешался Морган.

— Простите. Я в Фатане, в «Кривом Драконе». Так получилось, что я не мог до сих пор дать о себе знать.

— Все понятно. Продолжайте.

— Так или иначе, они собираются в местечке под названием Медрас, это полдня пути к северу отсюда. Думаю выехать утром. В тех же местах сейчас будет хорошая охота.

— Что послужит для тебя надежным прикрытием,— ответил Морган — А что о положении здесь, в Корвине?

— A-а... кое-какие толки о Варине де Грее, но немного. С тех пор как в Торенте правитель из Дерини, Варин, сделал несколько вылазок вдоль границы, но без большого успеха. Я еще послушаю, что о нем говорят на западе.

— Да, попробуй,— сказал Морган.— Что еще? Ты проделал хорошую работу, но я не хочу испытывать твое мужество сверх необходимости.

— Да! — вырвалось у Дерри.— Я сегодня убил одного человека, милорд. Он и его напарник были торентскими агентами, они пытались меня отравить.

— Чем — ты знаешь?

— Нет, но это у меня с собой. Я привезу вам.

— Достань это,— приказал Морган.— Можешь открыть глаза. Опиши мне это.

Дерри осторожно открыл глаза, дотянулся до стола и взял пузырек. Он внимательно посмотрел на него и снова зажмурился.

— Это маленький стеклянный сосуд, заткнут коричневой пробкой. Внутри какая-то оранжевая смола.

— Хорошо. Осторожно открой и понюхай это. Только не пролей на себя.

— Да, сейчас.

Дерри открыл сосуд и осторожно принюхался.

— Еще,— приказал Морган.

Дерри повиновался.

— Ты узнал это, Дункан?

— Не уверен. Может быть, белаш? В Р’Касси используют его, чтобы развязать язык. Но это действует только на людей, и то когда они очень пьяны.

— Дерри, ты был пьян? — спросил Морган.

— Они так думали,— улыбнувшись, ответил Дерри. — Это повредило бы мне?

— Все зависит от того, действительно ли ты был трезв. Откуда ты знаешь, что они торентские агенты?

— Я взял их бумаги. Гариш де Брэй и Эдмунд Лиль, последний из дворца его высочества в Белдуре. Они шпионили против нас.

— Как нехорошо с их стороны,— ответил Морган.— Еще на сегодня есть что-нибудь?

— Ничего, сэр.

— Отлично. Прежде всего я хочу, чтобы ты уничтожил эти бумаги и белаш. Тебе грозит смерть, если это найдут. Завтра я должен ехать в Орсальский удел, но вечером в это же время я выслушаю тебя, если будет нужда. Но если не будет крайней необходимости, можешь со мной не связываться — береги силы, у тебя еще много дел. Выясни все, что можно, об отлучении. Наконец, будь осторожен и возвращайся в ближайшие два дня. Все ясно?

— Да, сэр. Связаться с вами завтра вечером, если будет необходимость, и в течение двух дней вернуться.

— Тогда всего доброго.

— Благодарю вас, сэр.

Дерри слегка вздрогнул, когда связь прервалась, потом открыл глаза и окинул взглядом комнату. Он почувствовал на глазах слезы, но это были слезы радости; опыт прошел лучше, чем он ожидал. Сейчас он готов был поверить всему, что говорил ему Морган о магии.

Он мрачно посмотрел в открытый сосуд и вылил его содержимое в стоящий под кроватью ночной горшок. Сосуд он швырнул в груду мусора на полу, затем сжег бумаги. Пепел он тоже выбросил в ночной горшок и на всякий случай помочился туда.

Вот так. Теперь даже Дерини не догадается, что там было,— если вздумает заглянуть.

Усевшись в кресло, он сбросил кожаную куртку и стянул сапоги. Откинув одеяло, Дерри повалился на постель. Мешавший ему кинжал он спрятал под подушку и, вспомнив в последний момент о медальоне Моргана, убрал его под рубашку.

«Даже если кто войдет, там его не увидят»,— подумал он, засыпая. 

Глава VII

«ДА ПРИДЕТ НА НЕГО ГИБЕЛЬ НЕОЖИДАННАЯ...» [11]

Когда взошло солнце, Морган и Дункан в сопровождении герцогского эскорта поднялись на борт «Рафаллии». Воздух был сырым, холодным и тяжелым от морской соли.

Поскольку визит в Орсальский удел носил официальный характер, Морган был одет по всей форме — кожаный плащ до колен с Корвинским грифоном и зелеными манжетами поверх легкой кольчуги, закрывавшей тело от шеи до колен. Голенища кожаных сапог с парадными серебряными шпорами — хотя Морган и не собирался ехать верхом — доходили до того места, где кончалась кольчуга. Богатый зеленый шерстяной плащ с серебряной пряжкой был накинут на плечи. И поскольку это был дипломатический визит, а не военные маневры, на его золотых волосах возлежала герцогская корона Корвина. Однако на боку висел меч в удобных кожаных ножнах.

Дункан тоже был одет, как и подобало для такого визита, по всем церковным правилам — в сутану с высоким воротом и плащ поверх кольчуги. Он долго думал, не лучше ли надеть розовый плед Маклайнов — у Аларика нашелся бы подходящий,— но решил, что не следует торопить события. Еще мало кто знал о том, что он лишен права служения, и не стоило давать лишний повод для досужих домыслов. Пока он носит черное, это никого не насторожит — все видят то, что привыкли видеть.

При этом он сознавал, что ему совсем нетрудно вернуться в общество в качестве мирянина. Лорд Дункан Говард Маклайн — прежде всего сын знатного дворянина, воспитанный в лучших традициях аристократии. И хотя новенький клинок, висящий у него на поясе, пока не был опробован, Дункан не сомневался, что при необходимости воспользуется оружием.

Над берегом сгустился туман, и, лишь подъехав к причалу, Морган и Дункан увидели высокую мачту «Рафаллии», проступавшую в серой, унылой пелене. Парус, блестяще расшитый и украшенный, был свободно свернут вдоль единственного длинного рея; черно-зеленый штандарт Моргана на коротком древке был закреплен на корме. Они увидели, как матрос поднимает на мачту флаг Келсона — малиново-золотой на фоне серого утреннего неба.

«Рафаллия» была не самым большим из кораблей Моргана, хотя при водоизмещении в сто пятьдесят тонн это судно было одним из прочнейших. С клинкерной обшивкой (как говорят моряки), с одинаково заостренными носом и кормой, как у многих кораблей, оно ходило по торговым делам, бороздя Южное море. Команда его состояла из тридцати матросов и четырех офицеров. На судне были каюты и для пассажиров. При попутном ветре «Рафаллия» без больших затруднений делала от четырех до шести узлов в час, а нововведения, заимствованные у южных купеческих судов из Бремагны, позволяли двигаться даже под углом в сорок градусов к направлению ветра — с помощью нового переднего паруса, именуемого «сетти».

Если же было безветрие или ветер дул не в том направлении — всегда оставались весла. И даже без парусов «Рафаллия» могла достичь Орсальского удела и вернуться обратно меньше чем за день.

Поднимаясь вместе с Дунканом по сходням, Морган снова взглянул на мачты и увидел, что матросы уже карабкаются по реям и закрепляют оснастку, готовясь к отплытию. Дозорный вел свое наблюдение с площадки на вершине мачты; Морган видел яркие матерчатые шапочки матросов, снующих по нижней палубе. Он очень надеялся, что сегодня им не придется идти на веслах, рассчитывая прибыть на место до полудня.