Голос Роберта все гудел и гудел, и Морган с усилием заставлял себя вслушиваться, в пятнадцатый раз за неделю напоминая себе, что их занятие — необходимая, хотя и скучная часть управления наследственным владением. Но толку от этого было не больше, чем в предыдущие четырнадцать раз.

— «...Принимая во внимание Корвинское поместье...— читал Роберт,— с указанием, что Корвин принадлежал ранее королю, но король Брион, отец ныне царствующего короля, передал вышеупомянутое поместье лорду Кеннету Моргану и его потомкам в награду за службу троих из их рода во время войны...»

Как только лорд Роберт перевел дыхание, чтобы перейти к следующему абзацу, дверь на террасу отворилась и, тяжело дыша, вошел Дункан, одетый только в пыльный короткий плащ для тренировок и мягкие сапоги на босу ногу. Входя в комнату, он вытирал лицо углом серого полотенца грубого полотна, перекинутого через плечо. В левой руке он сжимал свернутый и запечатанный лист пергамента.

— Только что доставил гонец,— сказал он, улыбаясь, и бросил письмо на стол,— наверное, это от Бронвин.

Опершись на край стола, он приветливо кивнул Роберту, но управляющий лишь со вздохом отложил перо и, не скрывая досады, сел на свое место. Морган предпочел этого не заметить и переломил пополам красную восковую печать. Когда он прочитал первые несколько строк, глаза его засияли от радости и, улыбаясь, он вытянулся в кресле.

— Дункан, твой знаменитый братец определенно умеет обращаться с женщинами,— произнес герцог.— Вот послушай. Это так похоже на Бронвин: «Дражайший брат мой, Аларик! Я едва могу поверить, что это наконец произошло, но всего через несколько дней я стану леди Бронвин Маклайн, графиней Кирни, будущей герцогиней Кассана и, что самое важное, женой моего возлюбленного Кевина. Не знаю, поверишь ли ты, но наша взаимная любовь становится сильнее с каждым часом».

Он взглянул на Дункана и снисходительно приподнял бровь, в ответ на что тот, улыбаясь, покачал головой.

— «Наверное, это последнее письмо до нашей встречи в Кулде, но герцог Яред поторапливает меня, поэтому буду краткой. Он и леди Маргарет засыпали нас дарами, а сегодня нам обещано нечто поистине потрясающее. Кевин шлет привет и спрашивает, не сможешь литы пригласить трубадура Гвидиона, чтобы он пел на нашем свадебном пиршестве. Кевин был просто очарован, когда слышал его пение в Валорете прошлой зимой, да и я полна горячего желания услышать его.

Передай Дункану, и Дерри, и лорду Роберту, что я их всех люблю и с нетерпением жду, когда же увижу их всех на своей свадьбе. Поспеши, чтобы застать счастливейший день в жизни любящей тебя сестры, Бронвин».

Дункан еще раз вытер вспотевшее лицо, взял, улыбаясь, письмо и пробежал его глазами.

— Ты знаешь, я и не предполагал, что когда-нибудь увижу Кевина таким ручным. Все еще не женат в тридцать три — я уж думал, не хочет ли он стать священником вместо меня.

— Да, Бронвин не промахнулась. Кажется, ей было лет десять, когда она окончательно решила, что ей не нужен никто, кроме Кевина. Только условие, поставленное нашей матерью, заставило их ждать этого часа так долго. Уж на что Маклайны настойчивы, да разве им сравниться в упрямстве с девушкой из Дерини, когда той взбредет что-нибудь в голову?

Дункан фыркнул и оглянулся на дверь.

— Пойду-ка я лучше, поторгуюсь еще с оружейником, это, по крайней мере, легче, чем спорить с человеком, который считает, что его сестра — само совершенство.

Посмеиваясь, Морган вытянулся в кресле, положив обутые в сапоги ноги на обитую кожей скамеечку. Настроение его улучшилось.

— Роберт,— проговорил он, рассеянно глядя в окно и улыбаясь каким-то своим мыслям,— напомни мне, чтобы я поговорил с Гвидионом о его завтрашней поездке в Кулд, ладно?

— Да, милорд.

— И давай вернемся к нашим бумагам. Что-то, Роберт, ты в последнее время небрежен.

— Я, ваша светлость? — пробормотал Роберт, оторвавшись от своих записей.

— Да, да, давай начнем. Я думаю, если мы как следует поработаем, то к полуночи, может, кончим с этими проклятыми бумагами и утром я смогу послать их с Гвидионом. Никогда еще мне не было так скучно.

Леди Бронвин де Морган, напротив, скучать было некогда. Как раз в это время она со своей будущей свекровью, герцогиней Маргарет, выбирала наряды, которые утром возьмет с собой в Кулд для свадебных торжеств. Затейливое платье, предназначенное для самой церемонии венчания, было уже бережно уложено на кровати, готовое к отправке. Его широкая юбка и рукава были отделаны розовыми рубинами.

Еще несколько ярких платьев были так же аккуратно разложены рядом с ним. На полу стояли два обитых кожей дорожных сундука, один из них — уже заполненный — можно было закрывать, и две служанки то и дело порывались сделать это, чтобы взяться за следующий, но Бронвин каждый раз в последнюю минуту вспоминала, что нужно еще кое-что положить, и служанкам снова приходилось доставать уже убранные вещи.

Стоял светлый, необычный для марта день. Хотя ночью шел проливной дождь, солнечное утро сверкало великолепным нарядом. К полудню земля уж совсем подсохла. Бледные лучи солнца струились в комнату через открытую балконную дверь. У двери три фрейлины кропотливо трудились над отделкой приданого Бронвин, их проворные пальцы быстро двигались по тонкому полотну и шелкам. Две из них работали над изысканной газовой фатой невесты: умелыми руками они обшивали край фаты тонким кружевом. Третья вышивала золотом новую метку, уже «Маклайн», на мягких лайковых перчатках Бронвин. Напротив них, ближе к камину, две молоденькие девушки сидели, поджав ноги, на бархатных подушках. Старшая играла на лютне. Когда она, аккомпанируя, проводила по струнам, младшая ударяла по тамбурину и после небольшой паузы начинала негромко петь куплет песни для двух голосов. Жирный рыжий кот дремал у их ног, и только слабые подрагивания хвоста указывали на то, что он еще жив.

Все невесты, тем более если они знатного рода, как правило, красивы, и Бронвин де Морган, конечно, не являлась исключением из этого правила. Однако из всех леди, что находились сейчас в этой комнате, трудно было найти столь знатную и благородную, как леди Маклайн.

Леди Маргарет была третьей женой герцога Яреда — этого дважды овдовевшего лорда, который не думал, что полюбит еще ко-го-нибудь после смерти второй жены, Веры, матери Дункана. Его первая жена, герцогиня Элейн, прожила лишь один день после рождения первенца, Кевина. Спустя три года Яред женился на леди Вере, и этот брак подарил ему двадцать шесть долгих лет, полных счастья и радости, в том возрасте, когда женитьба обычно означает не больше чем взаимную привязанность, а о романтической любви и речи нет.

От этого брака родился Дункан; была еще дочь, умершая во младенчестве, а потом в семью вошли Аларик и Бронвин Морган, когда после смерти отца — его кузена Кеннета Моргана — Яред стал их опекуном.

И вдруг все кончилось четыре года назад. Леди Вера... Странная, изнуряющая болезнь лишила ее сил, сделав совсем беспомощной. Даже могущество Дерини (а она была родной сестрой матери Моргана, то есть чистокровной Дерини, хотя об этом никто не знал) не спасло ее.

И вот появилась леди Маргарет — не блиставшая особой красотой, бездетная сорокалетняя вдова, которая уже не могла подарить Яреду еще одного наследника, зато эта тихая женщина с нежной душой принесла Яреду то, чего ему так не хватало,— леди Маклайн пробудила в нем любовь.

В эти дни она, как никто другой, суетилась, готовясь к свадьбе Бронвин, как будто та была ее собственной дочерью, присматривая за служанками и вообще за всем происходящим всевидящим материнским оком. С тех пор как Дункан дал обет безбрачия, только Кевин, женившись, мог продолжить род Маклайнов. И кроме Бронвин, не было другой девушки, по рождению или браку принадлежащей к роду Маклайнов, только она и могла принести долгожданного наследника. Именно поэтому этой свадьбе придавали такое значение.

Маргарет, улыбаясь, оглядела Бронвин, затем выскользнула в кабинет, отделанный резным деревом, и вернулась с ключом для кошелька, украшенного драгоценностями, который она носила на запястье. Пока она его открывала, Бронвин подняла прекрасное муаровое платье и, держа его перед собой, задумчиво подошла к стоящему в углу зеркалу.